Бенджамин Франклин. Биография  - Уолтер Айзексон

С несвойственной для него сдержанностью Адамс писал: «Затем доктор начал разглагольствовать о воздухе и о простуде, о дыхании и потении, и это меня настолько развлекло, что я быстро уснул и оставил его наедине с философией. Следует отметить, что Франклин, возможно, не заразился простудой от Адамса не только потому, что победил в споре об окне, но и потому, что философствовал всласть»[393].

Отправив лодку, чтобы доставить американскую делегацию на остров Стейтен, Хау велел своему офицеру остаться на противоположном берегу в качестве заложника. Но Франклин и его коллеги взяли офицера с собой, чтобы продемонстрировать веру в благородство Хау. Хотя Хау и провел гостей мимо двойной шеренги угрожающе выглядевших гессенских наемников, сорокапятиминутная встреча, состоявшаяся 11 сентября, прошла сердечно, и американцев угостили хорошим кларетом, ветчиной, копченым языком и бараниной.

Хау заверял, что колонии могли бы получить все, о чем просили в Петиции оливковой ветви: контроль за законодательством и налогами и «пересмотр любых законов о плантациях, которые могут наносить ущерб колонистам». Он утверждал, что британцы по-прежнему доброжелательны к американцам: «Когда американец погибает в бою, Англия переживает его смерть». Он сам ощущает это. Если бы Америка погибла, сказал он, «я воспринимал и оплакивал бы это как потерю брата».

Адамс зафиксировал немедленную реакцию Франклина. «Доктор Франклин с непринужденным видом и сосредоточенным выражением лица, поклонившись и улыбнувшись, ответил с той наивностью, которая иногда проявлялась в его разговорах и часто прослеживалась в его текстах: „Боже мой, мы сделаем все возможное, чтобы спасти вашу светлость от такого страдания“».

Хау доказывал: спор, породивший эту ужасную войну, касается только методов, которые должна использовать Британия для сбора налогов с Америки. Франклин ответил: «Этого мы никогда не отрицали, особенно после проведенной реквизиции». Америка, продолжал Хау, обеспечивала и другие источники мощи империи, включая и «ее людей». Франклин, труды которого о росте народонаселения хорошо были известны Хау, согласился: «Производство людей у нас налажено неплохо».

Почему же тогда, спрашивал Хау, невозможно поставить заслон «этим разрушительным крайностям?» Потому, отвечал Франклин, что теперь слишком поздно заключать мир и требовать возврата верности королю. «К нам были направлены вооруженные силы, сожжены наши города, — сказал он. — Мы не можем теперь ждать благоденствия под властью Великобритании. Все прошлые связи уничтожены». Адамс также «пылко упомянул о своей собственной решимости не отступать от идеи независимости».

Американцы предполагали, что Хау отправится домой для получения полномочий на ведение переговоров с ними как с независимой страной. Но это оказалось тщетной надеждой.

«Боже мой, — сказал Франклин, — Америке нечего ожидать, кроме безусловного порабощения…»

Хау прервал его: никто не требует порабощения, но совершенно ясно, что никакое соглашение невозможно, по крайней мере в данный момент. Хау извинился за то, что «джентльменам пришлось терпеть трудности такого дальнего путешествия ради столь ничтожного результата»[394].

Спустя две недели после возвращения со встречи с лордом Хау комиссия Конгресса, действовавшая в обстановке строгой секретности, поручила Франклину выполнение самой опасной, сложной и увлекательной из всех его общественных миссий. Он должен был еще раз пересечь Атлантику, стать послом в Париже и выпросить у Франции, наслаждавшейся редким состоянием мира с Англией, помощь и союзничество, без которых Америка вряд ли могла рассчитывать на победу.

Это было странное назначение. Казалось, старый и больной Франклин теперь наконец-то удобно устроится в семейном кругу, который фактически состоял из его потомства. Но в этом решении, с точки зрения Конгресса, имелась своя логика. Хотя Франклин посещал Францию только дважды, в этой стране он был самым известным и уважаемым американцем. Кроме того, как член созданной Конгрессом комиссии по секретной переписке он проводил в последние годы конфиденциальные переговоры с разными французскими посредниками. Среди них был и Жюльен де Бонвулуар, агент, кандидатура которого была лично одобрена новым королем Людовиком XVI.

Франклин встречался с ним трижды в декабре 1775 года, и хотя Бонвулуар и был исключительно осмотрителен, у него сложилось впечатление, что Франция готова оказать поддержку американскому восстанию, по крайней мере тайно[395].

Для поездки во Францию были выбраны и два других эмиссара: Сайлес Дин, коммерсант и делегат Конгресса от Коннектикута, уже побывавший в Париже в марте 1776 года, и Томас Джефферсон. Когда Джефферсон попросил освободить его от этого поручения по семейным обстоятельствам, на его место был назначен сварливый виргинец Артур Ли, который ранее принял от Франклина обязанности агента колоний в Лондоне.

Франклин открыто заявлял, что принимает назначение крайне неохотно. «Я стар и ни на что не гожусь, — говорил он другу Бенджамину Рашу, сидевшему на заседаниях конгресса рядом с ним. — Но, как говорят лавочники о нераспроданных запасах одежды, я являюсь не чем иным, как ненужным остатком, и вы можете использовать меня для чего угодно»[396]. Однако, зная Франклина — его любовь к путешествиям, жажду новых ощущений, понимание Европы и (возможно) склонность избегать затруднительных ситуаций, — вполне возможно, что он приветствовал назначение. Имеется несколько свидетельств того, что он его добивался. В ходе дискуссий в секретной комиссии в предыдущем месяце он составил «Набросок предложений о мире» с Англией, который комиссия решила не пускать в дело. В тексте Франклин говорил о желании вернуться в Англию: